Очередные антирекорды нефтяных котировок могут существенно скорректировать надежды на быстрое восстановление рынка морских буровых судов и платформ. Тем более что дополнительное давление на него все больше оказывают еще и политические факторы…

Падение нефтяных котировок создало прекрасные предпосылки для развития мировой нефтехимии. Снижение стоимости сырья при сохранении цен на основные н/х продукты приводит к росту прибыли отрасли. Нефтехимия получает второе дыхание даже в тех регионах, где она еще недавно задыхалась из-за жесткой конкуренции с североамериканскими и ближневосточными производителями, использующими дешевый этан. Разумно было бы предположить, что такое же «светлое будущее» ждет и российскую нефтехимию. Должно же хоть что-то скрасить для нас негативные последствия обвала котировок «черного золота»! Но как показал III Московский международный химический форум, эти надежды тщетны. Да, чиновники рассчитывают, что девальвация рубля позволит повысить конкурентоспособность российской нефтехимии и тем самым привлечь средства в реализацию новых проектов. А временные трудности, связанные с общей тяжелой экономической ситуацией и санкциями, предлагается преодолеть при помощи широкого спектра мер государственного стимулирования. Однако представители н/х компаний четко расставили точки над i — на явно ограниченную господдержку могут надеяться только малые и средние предприятия, не делающие погоды в отрасли. А крупнейшие проекты, направленные на решение главной проблемы нефтехимии — устранение дефицита этилена, — на нее не могут рассчитывать даже теоретически. Ибо они не втискиваются в обозначенное в законодательстве прокрустово ложе для потенциальных льготников.
 Нужны кардинальные решения. Они могут быть какие угодно — от приравнивания крупнейших н/х проектов к особым экономическим зонам до включения печатного станка в интересах одной отрасли. Но вряд ли государство пойдет на такие шаги. Скорее всего, оно ограничится лишь точечными мерами, ничего не меняющими по сути. Этого не скрывают и авторы Стратегии развития химического и нефтехимического комплекса до 2030 года. При обновлении документа ставится задача спасти то, что можно спасти, то есть обеспечить бесперебойное функционирование среднего звена нефтехимии, удовлетворяющего основные потребности населения и оборонного комплекса. А вот поддержку мегапроектов предлагается отдать на откуп госбанкам. Но вряд ли они обрадуются такому «подарку».
Между тем, конкурентоспособность российской нефтехимии, вопреки заявлению чиновников, не только не повысилась, а, наоборот, упала. Расчеты Platts свидетельствуют о том, что благодаря налоговому маневру наша страна не смогла сполна воспользоваться эффектом дешевой нефти и оказалась в хвосте глобальной кривой себестоимости. А значит, все разговоры о возрождении данной отрасли — в пользу бедных. Ведь никакая государственная программа не заставит инвесторов вкладывать средства в заведомо неконкурентоспособное производство.

Одной из давних бед отечественного нефтегаза, в первую очередь в Поволжье и Тимано-Печоре, является сера, создающая большие проблемы как при транспортировке УВС по трубопроводам, так и при его переработке. Причем в последние годы вследствие истощения месторождений доля серы в сырье лишь растет. А создание магистрали ВСТО, по которой в направлении Китая транспортируется наиболее легкая и низкосернистая нефть, лишь обострило эту проблему. По мнению экспертов, повышение содержания серы в смеси Urals стало причиной увеличения ее дисконта по отношению к маркерному сорту Brent.
На фоне и без того резкого падения цен на «черное золото» это весьма неприятное обстоятельство. Поэтому возникают различные предложения по решению проблемы серы. Наиболее радикальное из них — выделить высокосернистую нефть в отдельный транспортный поток, идущий до Усть-Луги. Идея уже стала причиной корпоративной войны между «Транснефтью» и «Татнефтью». Противники упомянутого проекта отмечают, что вовсе не сера является причиной снижения стоимости Urals, а обострение конкуренции на европейском рынке.
И уменьшение доли серы не приведет к подорожанию данной марки, а лишь сделает нерентабельной добычу на значительной части месторождений Татарстана (см. аналитические исследования RusEnergy и ФНЭБ в НГВ #11 и #12’15).

Больше года назад в собственность государства была возвращена «Башнефть»: концентрация активов в руках власти стала основной тенденцией НГК последнего десятилетия. БÓльшая часть акций компании отошла казне по решению суда, но «Башнефть» сохранила и свои активы, и структуру, и даже менеджмент.
 Чем объяснить такую специфику «национализации»? Наверное, тем, что за годы плавания в океане частного бизнеса «Башнефть» под флагом АФК «Система» смогла доказать свою высокую эффективность. Обладая одними из худших активов, она не только обеспечила стабильный рост производственных показателей, но и добилась впечатляющих финансово- экономических результатов. Ей удалось стабилизировать добычу нефти на зрелых месторождениях Урало-Поволжья, а также нарастить производство УВС в рамках новых проектов в Югре и НАО, что в сумме даст до 22 млн тонн нефти в 2020 году. Кроме того, «Башнефть» вошла в число лидеров по эффективности капиталовложений и удельной прибыли.
 Но что делать с успешным активом безуспешному государству в век кризиса? В.Путин велел продать долю «Башнефти» отечественному инвестору, у которого есть не менее $1 млрд собственных средств. Скоро мы узнаем, кто ими располагает…

По предварительным данным, добыча нефти в России в 2015 году выросла на 1,3%, до 533 млн тонн. Многие нефтяные компании на фоне снижения цен на «черное золото» пытаются хотя бы частично компенсировать сокращение валютной выручки за счет увеличения добычи (пока государство не успело отобрать у них пресловутые «сверхдоходы»). Но одно дело — умеренное повышение производственных показателей, зачастую достигаемое путем интенсификации отбора наиболее «легкой» нефти. А другое — резкое увеличение добычи за счет ввода новых активов и расширения масштабов эксплуатационного бурения: смелое решение в условиях кризиса. Поэтому в последнее время внимание экспертов привлекает Иркутская нефтяная компания (ИНК). В 2015 году она стала рекордсменом по динамике роста добычи — почти на треть. Этот успех вывел всю Иркутскую область в лидеры по темпам наращивания производства УВС.
Особый интерес ИНК вызывает еще и потому, что ее отраслевой статус уникален. Она не принадлежит к числу ВИНК, но и в когорте средних и малых по масштабам не имеет себе равных. Кроме того, даже в отличие от большинства ВИНК она сохранила свои сервисные подразделения, что позволяет ей удерживать лидерство еще и по динамике поискового и эксплуатационного бурения. Наконец, в ноябре 2015 года ИНК отметила юбилей — 15-летие. И хотя история ее развития была непростой, сопровождалась как объективными трудностями, так и попытками рейдерского захвата, компания продолжала планомерно наращивать свои показатели.
Уже в следующем году ИНК готова выйти на рубеж добычи в 7 млн тонн, а в перспективе она не исключает удвоения объема. Наконец, ИНК вынашивает планы по расширению своего газового бизнеса и даже по развитию газохимии, вплоть до производства полиэтилена, явно выделяясь на фоне иных компаний...

В условиях осложнившихся отношений с европейскими соседями и продолжающихся санкций восточный вектор энергетической политики становится все более актуальным. Направление с двусторонним движением? Отнюдь, участие российских компаний в разведочных и добычных проектах в странах Азии значительно уступает активному продвижению азиатских компаний на российские месторождения. На сегодня масштаб вовлеченности России в отраслевые комплексы Азии ограничивается четырьмя российскими компаниями в трех странах. Но вот 16 азиатских компаний участвуют или продолжают переговоры о сотрудничестве по 25 проектам в России. Наиболее активно действуют китайские инвесторы, которые в разной степени определенности вовлечены в 13 проектов.
Хорошо или плохо такое соотношение, сказать не решимся, но оно указывает на определенную тенденцию. Готовность предоставить неограниченный доступ к российским ресурсам вплоть до получения контроля над стратегическими месторождениями в обмен на инвестиции, в которых Россия, находясь в экономическом и технологическом тупике, сейчас остро нуждается, вызывает опасения. Потому что трудности — явление все-таки временное, а распродажа ресурсов — это навсегда. А по-другому у нас не получается, потому и шарахаемся с запада на восток…

После событий 24.11.15, на мой взгляд, целесообразно вернуться к отвергнутому ранее маршруту «Южного потока» (совокупность морской, на Варну, и сухопутной, от Варны вглубь ЕС, частей проекта) и совместно с Еврокомиссией и заинтересованными странами ЕС рассмотреть возможность его реализации как минимум в двухниточном варианте, исключив, тем самым, роль Турции как транзитной страны. При этом на суше Евросоюза проект должен осуществляться строго в соответствии с правилами существующего законодательства ЕС, то есть по правилам Третьего энергопакета, в идеале — на основе статьи 20(d) проекта Сетевого кодекса ЕС по новым мощностям (Дополненное Регулирование ЕС 984/2013). А его морская часть может быть спрямлена и удешевлена.

Надежды на то, что западные санкции против российского ТЭК это лишь временная эмоциональная реакция на отдельные политические события, окончательно рассеялись. Становится очевидным, что в обозримой перспективе эти ограничения как минимум сохранятся, а при неблагоприятном развитии ситуации они могут и значительно ужесточиться.
 А значит, начатая еще полтора года назад правительственная кампания по импортозамещению уже не может рассматриваться просто как «наш ответ Чемберлену» (тоже больше эмоциональный, чем наполненный конкретным содержанием). Она становится объективной долгосрочной необходимостью для отрасли. Вместе с тем, падение цен на нефть и обвал курса рубля послужили еще более серьезным стимулом к отказу от зарубежного оборудования, чем любые политические мотивы. На него просто нет денег.
А значит, пора наконец-то всерьез заняться восстановлением собственного производства. Чего же удалось достичь за полтора года, прошедших с введения санкций? Подвести промежуточные итоги попытались участники конференции «Конкурентоспособность и импортозамещение в нефтегазовом комплексе России», состоявшейся недавно в РГУ нефти и газа им. И.М.Губкина.
С одной стороны, результаты впечатляют. Крупнейшие компании отрасли довели долю отечественной продукции в своих закупках более чем до 90%. Сегодня на промыслах и НПЗ начинают широко использоваться те виды российского оборудования, которых еще несколько лет назад просто не существовало в природе. Практически все ВИНК имеют собственные программы импортозамещения и зачастую готовы помочь производителям не только советом, но и рублем, и даже поделиться с ними своим лоббистским влиянием, добиться от правительства очередной порции льгот.

С января вступила в действие новая классификация запасов углеводородного сырья. Ее подготовка заняла более двух лет, а внедрение растянется еще на шесть лет. Переход на НКЗ сопровождается разработкой целого ряда документов, вносящих серьезные изменения в порядок разведки и освоения месторождений.
Но, несмотря на столь серьезную подготовительную работу, споры вокруг НКЗ не утихают. Разгорелись они и в ходе конференции «Углеводородное сырье — сырьевая база, геологоразведка, экспертиза запасов, проблемы освоения месторождений нефти и газа в современных условиях», организованной ГКЗ МПР РФ. Конечно, необходимость внедрения новой классификации не вызывает сомнений. В связи с обвалом котировок «черного золота» остро встает вопрос о рентабельности добычи углеводородов в России. Ведь «легкой» нефти остается все меньше, а освоение ТРИЗ при дешевом барреле — занятие сомнительное. Значит, нужны государственные льготы и преференции. Но кому и в каких объемах? Помочь ответить на этот вопрос и должна новая классификация.

Впервые Минэнерго РФ готовит параллельно директивные документы двух уровней: энергетическую стратегию страны и генеральные схемы развития двух отраслей — нефтяной и газовой. Принятие ЭС-2035 отложено до середины 2016 года, и это дополнительное время позволяет улучшить директивные для отрасли документы.
Проект обновленной генсхемы развития нефтяной отрасли, как об этом можно судить по скупым комментариям разработчиков, предлагает отказаться от многих стереотипов в проведении отраслевой политики. Актуальность перемен обусловлена качественно иной ситуацией на мировых энергетических рынках, в экономике нашей страны, а также состоянием ресурсной базы отечественной нефтедобычи.
Сейчас ВИНК смотрят в будущее без оптимизма. Судя по корпоративным оценкам, к 2035 году годовая добыча нефти может обвалиться до 276 млн тонн. Но это если пассивно плыть по течению. Однако государство хочет удержать добычу на современном уровне, а это требует серьезных структурных и организационных перемен.

Ровно 150 лет назад, в феврале 1866 года, в России забил первый нефтяной фонтан. После нескольких неудачных попыток и пробуренных сухих скважин приток «черного золота» был получен из скважины, заложенной на правом берегу кубанской реки Кудако. Многие историки рассматривают это событие как отправную точку развития отечественной нефтяной промышленности, начало углеводородной эры в России.
Именно южные регионы (Кубань и Ставрополье) стали первой нефтегазоносной провинцией на территории нашей страны (в ее нынешних границах). Да, во времена Российской империи, а затем СССР они находились в тени сначала азербайджанских промыслов, затем — «Второго Баку» и, наконец, Западной Сибири. Но, тем не менее, южные регионы на протяжении полутора веков не прекращали активную добычу сырья, внося ощутимый вклад в общую «нефтяную копилку».
В последние годы производство углеводородов на Кубани и в Ставрополье заметно сократилось, но их рано списывать со счетов. Проведение дополнительных ГРР и активное эксплуатационное бурение способны удержать добычу «на полке» на протяжении еще пары десятков лет. А зарождающаяся общеотраслевая тенденция по освоению ресурсов нетрадиционной нефти может придать южным регионам второе дыхание. Ибо здесь уже обнаружены весьма перспективные геологические формации, сопоставимые в плане нефтегазоносности с тем же баженом.

Пожалуй, сегодня нет более актуальной для рынка проблемы, чем судьба нефтяных котировок. Вопросы предельно просты: на какую еще глубину нырнут цены на «черное золото» и когда же они, наконец, пойдут на всплытие?
Если в завершающие месяцы 2015 года рынок еще испытывал робкие (хотя и малообоснованные) надежды на постепенное восстановление цен на энергоносители, то уже в январе 2016-го они сменились жестоким приступом черного пессимизма. В самом деле, вместо исполнения мистических (при наблюдаемых реалиях мировой экономики) прогнозов, вроде «нефть по $40/барр к Рождеству», почти сразу после Старого Нового года ее котировки просели даже ниже $28/барр, так что психологический барьер в $30 из более-менее надежного уровня поддержки превратился в труднопробиваемый потолок.
Но даже эти критически малые показатели для Brent и WTI сегодня могут показаться сказочно высокими для производителей других марок — т.н. тяжелой и кислой нефти.

С тех пор как президент США Барак Обама официально объявил, что экономика России «разорвана в клочья», прошло уже больше года. Диагноз хозяина Белого дома оказался преждевременным: экономические санкции (с явным политическим подтекстом) стали и достаточно эффективными против РФ, и болезненными для Евросоюза.
А обрушение цен на нефть, спровоцированное рукотворным мировым кризисом, теперь угрожает целостности экономики основных «нефтегазовых» штатов, а значит, ударит по карману их граждан, и самих Соединенных Штатов в целом.

Отменяя ограничения на экспорт «черного золота», официальный Вашингтон надеется подсунуть рынку энергоносителей бомбу отложенного действия, первой жертвой которой (еще до взрыва) рискует стать экономика самих Соединенных Штатов.
Отмена ограничений на вывоз нефти лишь стимулирует дальнейшее раскачивание своеобразных качелей: чем больше объемы экспорта нефти, тем большим обещает стать импорт готовых нефтепродуктов, в первую очередь — топлива…

Недавно состоялся второй круглый стол главных геологов, организованный Московским институтом нефтегазового бизнеса. На этот раз геологи, руководители и главные технические эксперты нефтегазовых компаний, а также ведущие отечественные ученые обсуждали актуальную в мире тему — разработку месторождений высоковязких нефтей. Российские и международные эксперты поделились опытом разработки месторождений тяжелых нефтей в Канаде, России и СНГ, обсудили особенности строительства скважин и использующиеся технологии.
В рамках совместного проекта Института и «Вертикали» основной докладчик мероприятия доктор Джон Белгрейв, международный эксперт в области разработки и повышения нефтеотдачи из Канады, рассказал о мировом опыте увеличения нефтеотдачи, о современных технологических тенденциях и перспективах развития нефтегазового бизнеса. По его мнению, все возможные технологии давно известны, однако не все они корректно применяются, ввиду неверного понимания и недостатка специалистов. Например, самый универсальный и многофункциональный метод — нагнетание воздуха…

Отечественный газовый комплекс закончил 2015 год с не самыми лучшими результатами, наибольшие потери понес «Газпром», теперь связывающий свои перспективы с освоением китайского, прежде всего, рынка. Но ни Европа, ни Китай не жалуются на отсутствие действующих и потенциальных экспортеров, число которых только растет, несмотря на падение цен. Как они смогут повлиять на состояние мировых рынков газа? На этот вопрос попытались ответить участники семинара, организованного ИМЭМО РАН и Energy Delta Institute.
Эксперты выделяют как минимум четыре региона, способных внести рыночную смуту. Это, в первую очередь, Африка с крупными запасами, открытыми у ее восточного и северного побережья. Это Средиземноморье с Египтом, Кипром и Израилем. Это Иран, ныне собирающийся вернуться на европейский нефтяной рынок с готовностью и к газовой экспансии. Это и Туркменистан, окрыленный своим «китайским успехом», с намерением продолжить диверсификацию газового экспорта.
И хотя ни один из перечисленных регионов пока не является прямым конкурентом России, новые объемы газа в международной торговле в любом случае нам аукнутся…

Резкое обострение отношений с Турцией и введение санкций против этой страны сразу же поставили вопрос: а чем нам может ответить Анкара? Самый мрачный сценарий допускает, что в случае нарастания конфронтации турки могут закрыть черноморские проливы, тем самым лишив значительную долю российской нефти и нефтепродуктов доступа на мировые рынки. Сколь это вероятно?
Конечно, полное и беспричинное перекрытие транзита через Босфор стало бы прямым нарушением международных соглашений. Анкара на это не пойдет. Но есть и другие способы доставить неприятности российским нефтеэкспортерам, затруднив проход танкеров через проливы под предлогом их чрезвычайной загруженности или необходимости обеспечения безопасности. Поэтому надо уметь предвидеть подобные шаги и заранее готовить аргументы в защиту своих интересов.
Впрочем, не только Босфор и Дарданеллы могут стать болевыми точками в системе морской транспортировки. Развернувшаяся на Ближнем Востоке большая террористическая война грозит привести к серьезным последствиям для нефтяной отрасли. Взрывы нефтяных танкеров в самых узких местах водных артерий — от Суэца до Малаккского пролива — могут привести к блокировке морских путей и существенно повлиять на объемы торговли нефтяным сырьем и на его цены. Вероятность подобного сценария значительно повышается в связи с тем, что за спиной террористических организаций нередко стоят спецслужбы отдельных государств, втянутых в глобальную «нефтяную игру».

Если ты решил чем-то заняться всерьез и надолго, то кризис делу не помеха. Именно так решили шестеро ученых-энтузиастов во главе с Олегом ПЕРЕЛЬМАНОМ на рубеже 80-х и 90-х, организуя компанию «Новомет».
Название означало «Новые металлы», однако основатели будущего холдинга, оборот которого сегодня превышает 10 млрд рублей, а количество сотрудников давно перешагнуло за 4 тыс., не ограничивались столь узкой трактовкой. По их мнению, в на- звании были отражены и нацеленность на инновации, доля которых в сегодняшнем производстве компании составляет 30%, и принципиально новый взгляд на производство ступеней насосов: в начале 90-х никто не верил, что их можно изготавливать методом порошковой металлургии.

2015 год останется в истории вехой, с которой будет сверяться не только глубина возможного падения цены нефти, но и потеря базовых устоев, на которых традиционно формируются ценовые тренды.
Цена нефти, которую мы сегодня имеем, ниже $30/барр на 20 января, только частично отражает ее реальную стоимость как товара на основе фактического спроса и предложения. Остальные факторы — результат политических событий, словесных интервенций и реакции трейдеров на многочисленные сигналы, которыми определяются нефтяные фьючерсы.
Фактор спроса и предложения по сути объективен и сам по себе более-менее стабилен. Остальные факторы представляют собой интегрированный результат огромного пула субъективных оценок событий, прогнозов, высказываний и случайных мнений. Это поле влияния на цену нефти постоянно вибрирует, неконтролируемо сгущается то в позитивном, то в негативном направлении и потому чрезвычайно нестабильно. Влияние субъективных факторов оказывается значительно более сильным, чем фундаментальных, и истинная цена безнадежно в них затерялась.
Сегодняшняя цена нефти — это цена совокупности мнений о цене нефти, не больше и не меньше.

Тест на профпригодность чиновника к работе в условиях кризиса прошла, похоже, только О.Дергунова, еще в сентябре прошлого года заявившая, что ситуация на рынке и текущая стоимость акций «Роснефти» заставляют сомневаться в экономической целесообразности приватизации ее части: это стоило ей должности. Непригодных, ратующих за срочную продажу 19,5% стратегической «Роснефти» на минимуме нефтяных цен (35–40 млн тонн нефти ежегодно и навсегда всего за временные для России 500 млрд рублей или немногим более), стало больше. По мнению Владислава Иноземцева, директора Центра исследований постиндустриального общества, «сейчас пакет «Роснефти» стоит, исходя из капитализации компании на LSE, всего $5,7 млрд, а ведь всего три года назад сама «Роснефть» заплатила $54,5 млрд за ТНК-ВР, чьи активы сейчас обеспечивают треть ее добычи. По сути, предложение приватизировать указанный пакет равнозначно идее продать за $5 млрд то, что было куплено за $30 млрд, и тем самым признаться в нанесенном государству ущербе в $25 млрд. Поэтому (и по ряду других причин) приватизации «Роснефти» не случится. Государство убедит само себя в ценности актива и в итоге его не продаст» (в изложении РБК от 26.01.16).
Есть, считает эксперт, куда как более эффективный способ: «именно приватизация земли, недвижимости и иных объектов, но не корпораций, является тем золотником, который, может, и мал, но очень дорог. Особенно в условиях кризиса».
Полностью разделяя эту точку зрения (но добавляя к ней реальное искоренение коррупции с сокращением огромного госаппарата), попробуем перефразировать тот диагноз, который там же дал В.Иноземцев, — «власти в России всегда могут, если им это нужно, довести бизнес-климат до такой низшей точки, что инвесторы будут готовы продать что угодно и по любой цене». Спросим себя, а кому рыночники от государства Силуановы и Улюкаевы, если с ними закусить удила согласится верховный, могли бы в принципе продать 19,5% «Роснефти»? Только «Сургутнефтегазу»? Тогда не факт, что В.Богданов окажется в проигрыше…